Из истории «Спецхрана»
Сказать, что в истории ленинградского неофициального искусства много «белых пятен», — значит, быть неисправимым оптимистом. Одно большое «белое пятно», которое с трудом восстанавливают противоречивые воспоминания художников (иных из которых уж нет), тонкие листки независимых журналов да ворох легенд и сплетен, опубликованных на Западе. Постараться восстановить историю нонконформизма как можно ближе к истине сегодня просто необходимо. Наш рассказ — о событии, произошедшем 22 декабря 1974 г.
В те далекие времена, когда Хошимин еще был Сайгоном, а «Сайгон» приветливо встречал любителей кофе, когда были «разрядка», Штирлиц, дешевое вино, фигурное катание, самиздат, Бермудский треугольник и Луис Корвалан, в общем, в те времена, о которых историку неофициального искусства писать труднее, чем о начале века, прошла в Ленинграде выставка, которой вроде бы и не было: ни одна городская газета не откликнулась на нее, ни одна типографская афиша но привлекала внимание горожан. Но о ней знали все, и сейчас эта выставка настоящей легендой стремительно входит в историю нонконформизма, сливаясь с другой, 1975 года, в странный гибрид «газо-невская выставка». А в том декабре, накануне открытия, художники закончили развеску и прошли по пустому еще залу Дворца культуры имени Газа. Многие из них в первый раз видели свои картины на стенах, и уж во всяком случае вместе они собирались впервые. Они не надеялись, что народ хлынет на окраину, и на следующее утро, 22-го числа, не сразу поняли, что произошло: ведь перед самым входом во дворец посетителей действительно не было.
Вспоминает искусствовед Ирина Рапопорт:
«Улица, ведущая от станции метро «Кировский завод» ко Дворцу культуры, загороженная металлическими решетками и милиционерами, заключала две огромные, в несколько рядов очереди — безбилетных и имеющих билеты. Со стороны очереди слышался гул нетерпения и опасения, заглушаемый возгласами в рупор милиционеров, призывающих к порядку. Угроза закрытия выставки стала казаться реальной. Наконец, началось замешательство в нашей очереди, голос милиционера, призывающего строиться по парам, стихийное движение толпы вперед, голос милиционера «Стой!», шутка из очереди: «Стрелять буду!», смех — и все бегом ринулись к дверям».
Наверное, это и называется народным успехом. Тутанхамону и Леонардо да Винчи ни холодно, ни горячо от очередей перед музеем. А живым художникам это было очень важно. Вряд ли они догадывались, что ДК им. Газа — в лучшем случае середина пути к признанию неофициального искусства в целом и их, как художников, в собственной стране. Пути, до конца еще не пройденного.
Как мы знаем, с 1932 года, когда все художественные группировки были ликвидированы, а авангард объявлен политической диверсией империализма, советское искусство разделилось на официальное (Союз художников) и независимое, выживающее, несмотря на творческий вакуум вокруг. В последние сталинские годы неофициальное искусство Ленинграда представлял в основном круг друзей замечательного художника А. Арефьева. А в конце 1950-х число изолированных друг от друга кружков возросло, между ними начали устанавливаться контакты и формироваться то, что можно назвать структурами художественного подполья. Выгадывая свободное время, спасаясь от контроля и обвинений в тунеядстве, художники устраивались работать ночными сторожами, лифтерами, матросами на баржах, кочегарами.
С конца 1950-х годов в рамках неофициального искусства развилась такая форма экспозиций, как квартирные выставки, часто пресекавшиеся милицией и КГБ. Центростремительные силы возрастали. Художников-нонконформистов объединяла только общая судьба — невозможность удовлетворить официальных идеологов и желание нормально работать. Немногие из них занимались политикой, в основном всех волновало искусство. В конце 1960-х — начале 1971 года большую группу художников-нонконформистов объединила квартирная выставка в мастерской Владимира Овчинникова на Кустарном переулке, в 1972-м была сорвана робкая попытка совместить независимых с членами Союза на выставке «Молодые таланты» в павильоне в Гавани, в 1974 году представительную выставку 23 художников собрал у себя дома поэт и историк ленинградского нонконформизма Константин Кузьминский.
Вдохновлял пример москвичей, вышедших 15 сентября 1974-го на уличную выставку. Ее смели бульдозеры и хулиганы в штатском, но возмущение во всем мире было таким, что 28 сентября московские независимые получили разрешение выставляться на открытом воздухе в парке в Измайлове. Участвовавшие в этих событиях ленинградцы Евгений Рухин и Юрий Жарких стали инициаторами собраний по квартирам и мастерским, в ходе которых художники создали Товарищество Экспериментальных Выставок, выбрали оргкомитет и попросили городские власти дать им выставиться на открытом воздухе, хотя бы в Петропавловке. После двух встреч с руководством Союза художников они получили разрешение на четырехдневную выставку в декабре в ДК им. Газа. В процессе переговоров, когда выяснилось, что их участников прямо из Союза художников не увезут на Литейный, 4, количество выставляющихся возросло с полутора десятков до 55 человек. 20 декабря в обстановке невероятных слухов началась развеска. Говорили, что готовится провокация, как в Манеже (1962 год), и какие-то солдаты ночью развешивают картины неизвестного происхождения; запугивали чуть ли не готовящимся государственным переворотом, репрессиями. Вечером 21-го трое не выдержали и сами сняли свои работы: осталось 52 человека.
Хорошему настроению не способствовала и предшествовавшая открытию проверка паспортов художников: проверяли, все ли прописаны в Ленинграде. Из 500 пригласительных билетов художникам досталось лишь 150. Единственная афиша — огромный лист оргалита, водруженный у ДК, — гласила, что вход на выставку свободный (таково было требование художников). Но жаждущим приходилось стоять в очереди по 5-7 часов. Запускали в зал партиями: сначала на полчаса, потом время осмотра сократилось. В первый день на этом погорел известный московский коллекционер Александр Глезер, пытавшийся задержаться на выставке и интервьюировать посетителей: он получил 15 суток за «хулиганство».
Выставку «охраняли» множество милиционеров (художники говорят и о грузовиках с солдатами внутренних войск в день открытия) во главе с человеком, представившимся как полковник Панферов. В историю советского неофициального искусства вошла отданная им команда, которая должна была упорядочить очередь и помешать художникам проводить слишком много знакомых: «Художники — к стенке! Зрители — за решетку!» Вошло в историю и пожелание людей, которых привезли на выставку как рабочих Кировского завода. Они явно старались устроить скандал, а художнику Рухину, забившему в свою картину гвоздь, посоветовали: «Вот этот гвоздь забить бы вам всем в головы!». В отношении Рухина эти страшные слова вскоре сбылись: 23 мая 1976-го он погиб при странных обстоятельствах в горящей мастерской.
Несмотря ни на что, не менее 8 тысяч человек прошли за 4 дня «сквозь выставку». Большинство из них не успело ничего разглядеть, а только испытало шок от встречи с неофициальным и оттого непривычным искусством. Посмотреть же было на что: на суровые и лиричные одновременно городские виды и жанровые сцены Александра Арефьева и Владимира Шагина, на «контекстуальные картины» Юрия Дышленко, при встрече с которыми зрители переживали ложное чувство узнавания незнакомого изображения; на нежную, чуть вырисовывающуюся на темном фоне «Гитаристку» Анатолия Васина, на кукольный театр тумбообразных людей Владимира Овчинникова; на абстрактный экспрессионизм Виталия Кубасова, манерных арлекинов и обнаженных Александра Исачева, «маразм-арт» моряка Владлена Гаврильчика, полотна Евгения Рухина, сочетавшие реальные предметы и драматическую фактуру краски, на сюрреализм Вадима Рохлина, «Формулу горящего колеса» Игоря Росса, на старых евреев Алека Рапопорта; на работы В. Видеомана, А. Геннадиева, Е. Горюнова, Ю. Жарких, Игоря Иванова, Т. Кернер, А. Окуня, Ю. Петроченкова, Г. Устюгова, В. Филимонова и других.
На обсуждении 25 декабря (вход для участников выставки — по паспортам) ректор Мухинского училища возмущался: «20 миллионов советских людей отдали свои жизни только ради того, чтобы какой-то художник, как он себя называет, забил в холст гвоздь...». Остальные представители Союза рассказывали, как им посчастливилось побывать на Западе, как там все отвратительно, а в ДК им. Газа — вторично. От имени художников выступали живописец Юрий Жарких, писатель Давид Дар, искусствовед Юрий Новиков.
Разнос на обсуждении не испортил художникам настроения. Они не знали, что впереди не только выставка в ДК «Невский», но и запрет на общие выставки неофициального искусства, гибель Евгения Рухина, допросы в КГБ, административные аресты, обыски, избиения на улице, выставки протеста, суды и приговоры, повальная эмиграция, а для некоторых — А. Арефьева, В. Рохлина, Я. Виньковецкого, А. Исачева — и смерть.
Картины художников нонконформистов разлетятся по миру: то, что ленинградцы видели на ретроспективах в Манеже (декабрь 1988-го) и Гавани (январь 1989-го) — лишь слабая тень той славной выставки, о которой писать, право же, труднее, чем о событиях, отделенных от нас столетием.