Вступительное слово о подготовке выставки в ДК Газа
Зритель - главный элемент экспозиционного акта, что скорее себя показать, нежели других посмотреть. Предметы ритуала - не только картины - легко доступные уму зрителя. В начале этой игры, пока ковались спецправила, нам было весело, но когда «машина» отладилась и раскрутилась, то «многих из нас вынесло» (зачастую, без особого на то желания) - кого «за бугор», а кого и досмерти, буквально. Сдвиги были во все стороны души.
Этот же момент счастливо совпал с первым и единственным актом выявления своего дара участниками «Газаневской культуры», выставкой картин в ДК Газа, которая явилась для многих участников «действием данное» проявление своего таланта (в первый и последний раз). И теперь уже создана база для дальнейших выставок живописи. Ныне, после выставки в ДК Газа, все определились как личности: одни состоялись, другие «не очень». Появились отдельные группировки, места встреч, ясность.
Размышления о «вечном»...
...Еще после выставок в ДК Козицкого я задолжал 600 руб (при заработке 30 или 60 рэ в месяц) и вынужден был пойти преподавать в Училище официантов №1. Что такое производственная эстетика для официантов, я не очень представлял, но на мне висел долг, и я знакомил будущих официантов... что есть живопись по Сидлину.
В сентябре 1974 года ко мне подходит бывший ученик Отто Метц и говорит: «Вы изготовляете копии картин из журнала «Америка», а я организую их продажу по Прибалтике». (Тогда в журнале «Америка» стали появляться репродукции картин русского и советского авангарда). На что я предлагаю Отто легальный ход: «Скоро состоится выставка во Дворце культуры имени Газа - появятся новые герои. И пока есть возможность покупать по дешевке работы наиболее талантливых из них». Вот можно начать с таланта Игоря Иванова - мы с ним друзья.
Скрытые «особенности» выставки в ДК Газа
Первый экспозиционный день выставки в ДК Газа передо мной стоял Метц. (На выставку войти - гигантскую очередь отстоять!)
– «Вот я купил работу Устюгова», - указал на шедевр в экспозиции.
Я был горд как его преподаватель эстетики.
- «А Игорь?» - спросил я.
- «Я Устюгова купил за 300 рублей и буду держать эту планку, а Иванов продает свои работы за 50 рублей: я не могу иметь с ним деловых отношений. Я знаю - меня посадят, в конце концов, и я хочу собрать хорошую коллекцию работ и стоящих во всех смыслах: за коллекцию - ко мне не придерутся, но на черном рынке она будет всегда в цене».
Я глубоко благодарен ему за преподанный мне урок.
Но после того, как прошла выставка в ДК Газа, предстояла следующая выставка - в ДК «Невский». Это был следующий урок - урок преходящее «Газаневщины».
Полный перечень участников выставки в ДК Газа составился часам к 11 вечера, а несколькими часами ранее дело обстояло не так: 21 декабря 1974 года, в закрытом помещении появилось напряжение в плоти участников выставки: «Паспорта на стол, здесь могут выставляться лишь ленинградцы. Проверка прописки».
До этого момента, предшествующего открытию выставки в ДК Газа, не было ясно, где очутишься, отдав паспорт в руки КГБ - на Востоке или на Западе. Большинство неопытных было уверено, что в Сибири, но было уже неудобно друг перед другом - изображали улыбочки и, подбадривая себя и полунезнакомого соседа, выложили на стол все, что могли. (Трое неопытных участников даже сняли свои работы с экспозиции выставки в ДК Газа - опытный Рухин принес работ больше, и ими закрыли прорехи). Так мы приобрели некий ореол вокруг своих тел. А дальше действовали безошибочно, ибо стало ясно: можно выставляться и в закрытом помещении, и - на Западе: государственная машина была не на ходу.
Незадолго до открытия выставки во Дворце культуры имени Газа участники были приглашены в кабинет директора, где не лишенный приятности энергичный мужчина в сером костюме представился нам так: «Я - полковник Панферов, начальник подразделения, отвечающего за порядок на выставке. Если хотите, чтобы выставка в ДК Газа прошла организованно и успешно состоялась, слушать мои команды беспрекословно, выполнять их и сотрудничать с нами».
И мы слушали, и выполняли, и сотрудничали. И выставка в ДК Газа прошла действительно успешно, хотя команды носили иной раз забавный характер. Например, такая команда из громкоговорителя: «До конца сеанса остается три минуты. Товарищи художники, проследите за эвакуацией зрителей из зала». И мы следили. И помогали дружинникам легонько выталкивать зрителей, которым этого совсем не хотелось, потому что они стояли в очереди на выставку в ДК Газа с 5-6 часов утра на морозе, а на осмотр одной картины у них было всего шесть секунд.
Или другая команда, ставшая классической после выставки в ДК Газа, того же Панферова: «Художники к стенке! Зрители за решетку!» Происхождение этой команды показательно. Из всего-то в СССР любят делать дефицит, выставка в ДК Газа тоже была дефицит, и, как при всякого рода дефиците, бывает окольный путь для избранных; был он и на выставке во Дворце культуры имени Газа в виде узкого коридорчика, за решетчатой дверью которого толпились «посвященные», впускаемые на выставку не из общей невообразимой очереди, а из специальной очереди (иерархия зрителей требовала бы особого описания, ибо в ДК Газа на выставку была еще более специальная очередь для жен партийных руководителей и мелкой партийной сошки, а также ночные часы осмотра для тех, кто приезжал в черных «Чайках» с персональными гидами из ГБ). Но, естественно, и там бывало скопление народа, особенно, когда участники выставки в ДК Газа прибегали туда, чтобы выудить из-за решетки своих знакомых. Вот тут-то и настигала зычная команда Панферова, освобождавшая коридор от беспорядка...
Итак, художественная выставка в ДК Газа открылась 22 декабря 1974 г.
В центре выставочной композиции красовалась огромная абстрактная композиция Игоря Синявина. Она была красочна, красива и в меру изящна. Сам автор со счастливой улыбкой на иконописном лице, стоял перед своим творением, держа в руках несколько разноцветных фломастеров. Почетным гостям, знакомым он предлагал оставить свой автограф на белоснежном планшете в память о посещении выставки в ДК Газа.
На следующий день выставки в зале ДК Газа обратился ко мне незнакомый человек с просьбой продать понравившуюся картинку. Я перепугался! Всю сознательную жизнь прожил я на зарплату. И вдруг продать картинку, на которую я потратил несколько весьма приятных часов. Как бы власти не обвинили в частном предпринимательстве. Да и по какой цене?! Если по цене трудозатрат, то это же копейки!.. Нет, нет, нет!.. И я сказал, что картина уже продана...
Находясь в зале выставки в ДК Газа в период своего дежурства, я обнаружил много интересного. Первое, что бросилось в глаза – полдюжины тихих, незаметных людей. Вот, оказывается, откуда слово «тихари»! У каждого была под мышкой кожаная папка на молнии. Если у картины собиралась группа ценителей искусства и начиналось высказывание мнений, один из «тихарей» тут как тут, втискивался и внимательно слушал, ничего не говоря. Общее для всех в зале ДК Газа на выставке было одно: когда, взявшись за руки, мы, как участники выставки, выпроваживали очередную партию зрителей, «тихари» дружно скрывались в служебном помещении, чтобы заем вынырнуть и смешаться с очередной партией публики. И так каждый день выставки без перерыва с 11 до 18.
В последний день работы выставки в ДК Газа ее посетил САМ Григорий Васильевич Романов, член Политбюро, Первый секретарь Ленинградского Обкома КПСС. В это время как раз по залу ДК Газа с магнитофоном носился энергичный, ловкий и дальновидный Александр Глейзер, молодой коллекционер и поэт, который впоследствии организовал на Западе музей советского авангарда. Он подлетел к Григорию Васильевичу с микрофоном в руке, представился корреспондентом и попросил поделиться впечатлениями о выставке в ДК Газа. Романов вежливо дал понять, что никаких интервью не будет. Глейзер настаивал. Его отстранили от члена Политбюро, а позже на улице арестовали, отобрали пленку с записями и приговорили к 15 суткам заключения за неуважение к представителю власти.
Обсуждение выставки в ДК Газа
Ровно в 18 часов 25-го декабря 1974 г. выставка в ДК Газа закрылась. Ровно в 19 часов все участники выставки и представители художественной культуры города Ленинграда собрались в узком и тесном зале ДК Газа на обсуждение выставки.
Демократически раскованным участникам уже состоявшейся выставки в ДК Газа противостояли маститые, самоуверенные, прекрасно одетые мэтры изобразительного искусства:
- профессор Крестовский;
- ректор ЛВХПУ Лукин;
- профессор Марков;
- профессор Петров;
- профессор Каганович из Академии художеств;
- бывший главред издательства «Художник» Бродский;
- проректор по научной работе Театрального института Бартеньев и много других «корифеев».
Председательствовал Борис Сергеевич Угаров. Установили регламент: один выступающий от участников выставки в ДК Газа, следующий от критиков и так далее, по очереди.
В кратком вступительном слове Борис Сергеевич лояльно и обтекаемо рассказал об истории создания выставки в ДК Газа. Выступивший затем Владимир Овчинников также не пытался накалять атмосферу. Сдержанно сообщил он собравшимся, что у выставки в ДК Газа нет никакой идеологической платформы. Выставились просто все желающие, независимо от творческого кредо и метода, художники всех направлений.
Овчинникова дополнил Юрий Жарких. Говорил он о выставке в ДК Газа с некоторым пафосом, волнуясь и, по-видимому, чтобы быть ближе к оппонентам, употребил в своей речи даже два латинских слова «гомо сапиенс». Маститые не отреагировали.
Юрий Александрович Жарких, активный участник выставки в ДК Газа и один из наиболее активных ее организаторов, горячо доказывал необходимость свободы творческого метода, необходимость самовыражения. Он говорил об отсталости зрительского восприятия и необходимости создания полноценной системы воспитания зрителя. В общем, он клонил к тому, что нужно создать организацию, свободную от притязаний ЛОСХа и имеющую свою зрительскую аудиторию. Для вящей убедительности доводы Юрий Александрович подкрепил статистикой, собранной за 4 дня на выставке в ДК Газа:
- было собрано 1465 письменных отзывов,
- из них 901 положительный,
- 419 отрицательных,
- 415 нейтральных (в которых отмечались не только достоинства, но и недостатки).
Речь Жарких неоднократно прерывалась аплодисментами участников выставки в ДК Газа. Оппоненты не аплодировали.
После Жарких слово попросил Крестовский, профессор Академии художеств. Свою речь он начал так: «Недавно я побывал в Федеративной Республике Германии». Сообщив столь «сенсационную» новость, профессор поделился впечатлениями об искусстве ФРГ, сказал, что сегодняшнее искусство произвело на него тягостное впечатление и что показанная в Ленинграде выставка в ДК Газа напоминает ему о затхлом духе чуждых советскому человеку ценностях буржуазной культуры. Обратившись уже прямо к Юре Жарких, видимо как к члену оргкомитета, он воскликнул: «Выставка живописи в ДК Газа – начала конца!» особо выделив последние слова.
Речь Крестовского внесла полную ясность в расстановку политико-художественных сил. Скрывать стало нечего. Синявин «обнажил ствол»: «Выставка в ДК Газа – реабилитация формалистического искусства, имеющего полное право на существование!» и как бы в подтверждении факта дискриминации, «выстрелил» в Крестовского: «Художники, участники выставки в ДК Газа, лишены привилегий посещать ФРГ, как Крестовский». Речь Игорь закончил патетическим пожеланием, чтобы искусство, превратилось в «мистерию общины, где каждый является участником». Языком Игоря, разумеется, ворочала зависть. «Мистерия общины» давно уже существовала в недрах ЛОСХа, куда Игоря никто и никогда не приглашал...
После Синявина слово взял профессор Каганович. Без обиняков поставил он точки над «и», дескать, выставка во Дворце культуры имени Газа имеет определенную направленность, противоположную Союзу советских художников. Исходя из этого он внезапно сделал вывод, что большинство работ участников выставки в ДК Газа поражает своей подражательностью. Профессор сделал упор на «подражательность» так, словно сам он яркий пример самобытности и творческой индивидуальности.
Затем он обрушился на отсутствие профессионализма у участников выставки в ДК Газа. В конце выступления, чтобы как-то сгладить нехорошее впечатление о произведенном им погроме, Каганович обратился к Угарову с идеей возрождения Горкома ИЗО, который существовал до войны в Ленинграде и объединял художников не членов ЛОСХа. «Неплохо бы возродить его» смилостивился он и закончил совсем уже умиротворенно: «На выставке в ДК Газа есть робкие ростки любви к жизни. Будем надеяться, что следующая выставка станет более содержательной».
Слово взял писатель Дар. Могучий, бородатый старец с лицом ветхозаветного пророка: «После выставки Филонова в 1929 году выставка в ДК Газа – самая интересная выставка в истории ленинградской художественной жизни. У меня было такое ощущение, словно я срывал свежие овощи прямо с грядки, из земли». Полемизируя с Кагановичем, Дар пропел гимн дилетантам: «Всякий профессионализм убивает в искусстве непосредственность». Свою речь писатель закончил похвалами в адрес участников состоявшейся выставки в ДК Газа, ловко парируя критику лосховских мэтров: «выставку в ДК Газа обвиняют в отсутствии сюжета? Что и хорошо»...
Следующим, в соответствии с регламентом, выступил Бартеньев, проректор Театрального института. Он был раздражен. Несколько выпускников его института приняли участие в прошедшей выставке в ДК Газа (Вольдемар Михайлов, Алек Рапопорт). Бартеньев первым делом заявил, что Театральный институт к распространению буржуазного влияния в среде своих выпускников отношения не имеет, что во всем виноват покойный Акимов. Свое выступление ученый художник закончил решительно: «Хотя у нашей школы есть еще много недостатков, однако практика подобных выставок для нее губительна!»... И вот в этом-то он был абсолютно прав.
Очень аргументировано высказался о выставке в ДК Газа искусствовед Евгений Федорович Ковтун, специалист в области советского авангарда, исследователь творчества Филонова. Для начала он обратил внимание собравшихся на тот очевидный факт, что еще до изобретения метода соцреализма, до создания Союза советских художников в русском искусстве были Врубель, Иванов, Коровин и много других всемирно известных художников. «В чем истинное новаторство? В ЛОСХе новаторство сводят к сюжету, к теме. Подлинное новаторство в новой концепции миропонимания. Выставки, подобные прошедшей выставке в ДК Газа, способствуют оздоровлению советского искусства. Они полезны не только для участников, но и для Союза художников»...
Угаров объявил, что слово предоставляется Вениамину Петровичу Леонову. Наступила тишина. Леонов немножко заикался, но говорил уверенно, с вдохновением. «Эти четыре дня выставки в ДК Газа были наполнены атмосферой жизни и праздника. Настоящей жизни! Такой, какая есть. А не такой, какой она должна быть по мнению некоторых. Здесь был ряд выступлений профессоров и всех прочих. И те, и другие ничего не смогли сделать нового в искусстве... После 29 года утвердился социалистический реализм. И хотя он имеет право на жизнь, опыт показал, что этот метод не способен охватить все аспекты нашей жизни... Участники выставки в ДК Газа – люди искренние, честные, отказавшиеся от апробированных благ ради служения подлинному искусству. Они едва сводят концы с концами, чтобы иметь средства на холст, краски, мало-мальски пристойную человеческую жизнь. Многие участники выставки в ДК Газа не имеют своей мастерской и вынуждены работать в самых неподходящих условиях. Мы не то что о заграницах мечтать не можем, у нас порой нет денег даже на то, чтобы доехать на такси с Васильевского острова до клуба имени Газа...»
Последняя фраза прозвучала самым настоящим обвинительным приговором в адрес не только ЛОСХа, но и лично товарища Угарова. Обвинение было нешуточным, могло грозить нехорошими последствиями. Ведь речь шла не об идеологии, а о работе с творческой молодежью, за что Обком мог по головке и не погладить. Хитрый Угаров усек опасность, поэтому в заключительном слове о выставке в ДК Газа вынужден был особо остановиться на этом обвинении: «Всем нужны холсты, краски, кисти, мастерские. Нам, руководству ЛОСХа, следует это учесть. Я думаю, что многие из участников прошедшей выставки в ДК Газа попадут в свое время в ЛОСХ». Борис Сергеевич, разумеется, лукавил. Никто после этой выставки в ЛОСХ не попал. Зато многие попали в КПЗ. Некоторым, из числа конформных, удалось, правда, получить мастерские в непригодных для жилья помещениях старого жилфонда...
Это официальное обсуждение выставки в ДК Газа с официальными лицами, где мы не защищали личные, непонятные никому творческие позиции, а «сплоченно» выходили на контакт с единственной официальной, непонятно, правда, творческой ли. Мы требовали места на выставках и музеях не только для них, но и для других отечественных художников, а нас обвиняли в растленном влиянии Запада. Выставку в ДК Газа с большим общественным звучанием осматривали (из выступавших) далеко не слепые.
Крестовский, например, человек не без таланта, которого обвиняла в формализме местная печать после исторического посещения Хрущевым выставки «дегтемазов», а для нас его участие в выставке в помещении редакции журнала «Звезда» в 1963 году достойно упоминания в этом издании. И вялое его выступление тянуло время (регламент 5 минут) рассказами о безобразиях западного искусства, что возлагало надежды на: «ваше время истекло». Поэтому обсуждение 4-х дневной выставки в ДК Газа визуальных искусств походило на разговор глухих.
Нечетный – мы не хотим терять свое подлинное лицо. Дайте нам возможность выставляться.
Четный (вяло) – мне посчастливилось: я был в ФРГ. Там много выставок. Много искусства, в основном ультрасовременного, Поп-арт барахло. Вы тоже. Дейнека, Сарьян и т.д хорошо.
Нечетный – члены ЛОСХа упоминают фамилии советских художников, не утративших ни своего лица, ни живописного. Но про самих выступавших нельзя сказать: был ли у них талант, или не был. В ясной стерильности общественно-значимого утратили они свою потенцию. Мы этого-то и не хотим. Дайте возможность выставляться и Кандинскому, и Малевичу, и Филонову. Да и нам тоже.
Четный – мне посчастливилось: я был в Венеции. Там много биеннале-триеннале. Поп-арт барахло, вы тоже.
Нечетный – даже если вы и упрекаете нас в провинциализме – это ведь не повод для радости. Это общая трагедия. Легализуйте положение Малевича, Кандинского, Филонова. Дайте возможность выставляться всем..
Природа требует своего: чисто по-человечески дать человеку именно ту пищу, что предначертана ему от природы. И оттого успех выставки в ДК Газа: один зритель останавливается у Устюгова, где нежный интерес к человеку; другой у Кубасова, где психологические отношения с моделью принципиально изъяты из холста. Устюгов обращается к самоуглубленным созерцателям, Гуменюк декоративными цветовыми сочетаниями околосюрреализма к технической интеллигенции. И только лишь у нас могут выставиться (со своим лицом) члены Союза.
«Рука Жарких» и андроповская инициатива
У Жарких была своя градация: Кандинского, Малевича, Филонова - в музей, нам - места на выставках; и это не проходило по графе «героизм». На всем, что происходило в выставочной деятельности Ленинграда середины 70-х, - «рука Жарких». В том числе: Жарких составил с доброхотами-юристами проект «Устава Товарищества Экспериментальных Выставок» (ТЭВ), автоматически вступающего в силу по истечении определенного срока после отсылки его властям, при условии отсутствия там пунктов, противоречащих Советской Конституции. На что власти смогли дать только устный ответ: «Вы живете в советской стране. Для разрешения вопросов, затронутых вами, существует только одна организация - Союз художников. Если Ваши принципы не противоречат ее положениям - обращайтесь к ней. Если же Вы имеете другие принципы, то это уже компетенция иной организации».
Из конкретных действий: Юрию, мирно спавшему на верхней полке общего вагона экспресса «Москва-Ленинград», подсыпали в шлепанцы, стоявшие внизу, азотистый иприт, после чего он не мог ходить по Управлениям культуры, а мирно лежал в отделении Военно-медицинской академии.
Андроповская инициатива сделать «левое» искусство управляемым в некотором смысле была достигнута. Но для этого пришлось испортить жизнь многим участникам выставки картин во Дворце культуры имени Газа, состоявшейся в декабре 1974 года.
Первой жертвой стал лидер и вождь движения Юрий Жарких. После зрительского успеха на выставке в ДК Газа он с удвоенной энергией взялся за начатое дело. Укладываться в рамки, предложенные КГБ, он не желал. Начав наступление на Министерство культуры, он завязал тесные отношения с московским авангардом с целью организации всесоюзной выставки. Идея создания ТЭВ покоя ему не давала.
Не давала она покоя и КГБ. Летом 1975 года, проснувшись утром в вагоне поезда Москва-Ленинград, Юра надел ботинки и вышел на перрон родного Московского вокзала. С вокзала он прямехонько угодил в больницу им. Эрисмана с сильным ожогом ног ипритом. Не смертельно, конечно. Как-никак, а Жарких не предатель Пеньковский. Просто предупредили.
В больнице врачи долго пытали Юру, кто он по профессии, не связан ли с полигонами, где испытывают боевые отравляющие вещества. Юра в подробности не ударялся, настойчиво утверждал, что он художник, организатор и участник выставки в ДК Газа, и где подцепил эту заразу - не знает. Врачи тоже не стали копать глубже. Знали, в какой стране живут. Юра не остыл и с забинтованными ногами и с палкой приезжал иногда на собрания.
Организовать ТЭВ Юре после выставки в ДК Газа так и не позволили. Андроповская идея требовала для контакта иных людей. Своих, управляемых. А их было предостаточно. И те участники выставки в ДК Газа, кто пошел с ними на контакт, активно помогая ввести авангард в «рамки», в накладе не остались, процветают, выставляясь время от времени в престижных галереях и разъезжая по заграницам.
Организатора и участника выставки в ДК Газа Юру Жарких из Советского Союза выставили. Сманили вначале в Москву, а там дали понять, что есть выбор между кладбищем и заграницей. Он выбрал последнее.