Блог

Воспоминания художника о занятиях в студии Сидлина

Когда я пришел в студию художника Сидлина, там занимались по вечерам. Но скоро я попросил Осипа Абрамовича, чтобы нам давали ключ от студии на вахте с утра. Очень важно работать при дневном свете. Так и стало. Басин студентом убегал с лекций в институте, в студию приходили художники Головастов, Нашивочников. Немного прошло времени. Сидлин перенес один день занятий на воскресенье, и на весь день, пока светло.

Художник Сидлин был человек очень темпераментный, хороший рассказчик с большим юмором, юмором чисто человеческим, т.е. без насмешек и иронии. В студии мы много наслушались историй из его творческой и общественной жизни, про его студенческие времена 20-30-х гг. Были и легенды из жизни художников чуть ли не с доисторических времен. Наверное, передаются они из поколения в поколение устно.

И были постоянные неурядицы с руководством ДК. Сидлина обвиняли в формализме. Не раз в сентябре с началом занятий в студии обнаруживалось вдруг, что художник Сидлин уволен. Тогда бессменный староста студии художник Егоров Владимир Иванович (участник выставки в ДК «Невский») начинал активную деятельность. Егоров – ученик Сидлина тоже с довоенных времен, интеллигентный и выдержанный, добрый человек. Писались письма в высшие инстанции, и художника Сидлина восстанавливали в студии немедленно. Не оставила нас без внимания и ГБ. Как-то из студии какой-то мужик вызвал художника Басина на лестницу. Когда я понял, в чем дело (а это было в 1960-х гг.) – тут же вышел вслед. И мы беседовали втроем. Были, мол, сигналы, что у вас в студии художники ведут странные разговоры. Мы дружно очень удивились – только о живописи! Понимаем, что странно, но здесь студия живописи. Басин при этом возбудился и стал жевать свой черно-коричневый ус. Больше нас не беспокоили.

Очевидно, начальство ДК не удовлетворилось, и скоро к нам в студию нагрянула комиссия из ЛОСХа. Это были какие-то второстепенные, весьма не развитые художники. Разговор был такой: что у вас тут пишут? (я, например, никогда не писал, а только красил – как и художнику Сидлину, мне нравились маляры), что за странные холсты? Вот же на палитре яркий красный цвет (указывая на кадмий), а у вас что? – Сидлин: «Позвольте, это не цвет, это просто краска». Они: «Красный цвет!» (Очень возбужденно, что называется – «завелись»). Сидлин: «Нет, цвет возникает, когда он образован на холсте, а это просто краска». Так недолго продолжалось, они поспешили удалиться. Сидлин немного понервничал – он не любил споров. Быстро успокоился, шутил. Да и в студии, по существу, художники никогда не спорили. Каждый просто утверждал свои представления и также просто они принимались во внимание, не более.

В студии Сидлина я появился, кажется, зимой 1958-59 гг. Художники красили натюрморты. Полная тишина. По студии прохаживался Осип Абрамович, что-то кому-то говорил. Уже тогда у меня была система – с весны до осени уезжать в деревню, в глухие места. Там дешевле все, в озерах – рыба, в полях – картошка.

В те далекие времена бывало и так: приезжали мы с художником Басиным из озерной валдайской глухомани автостопом на грузовике до самой студии. Втаскивали пудовые связки этюдов. Сами бородатые, обросшие многомесячным мхом. От нас пахло свежей рыбой и деревенским парным молоком. Осип Абрамович удивлялся и был доволен. «Вот как! – говорил он. – Сначала в студию, а только потом домой".

Привыкшие к раздольным валдайским пространствам мы были размашисты в движениях, сваливали стулья, сдвигали столы с натюрмортами. Девушки из студии испуганно-восторженно сторонились, таращились на нас художников своими мглисто-ленинградскими глазками. И только уже в другие дни начинался просмотр того, что наработали.

Осип Абрамович благосклонно относился к нашим трудам в студии, но комментировал очень немного. Его метод – работа в мастерской, вдумчиво-исследовательская. Старые художники, Веласкес, эрмитажный портрет Оливареса прежде всего.

А Басин, конечно: «Ах! Ох! Испанцы!». Постоянно Сидлин в студии вел несколько холстов. Ученик художника был самостоятелен, но Осип Абрамович подходил, нечто объяснял день за днем, и на холсте возникала ясная и выразительная система, углубленная, но закрытая в том смысле, в каком мы это видим у старых художников – им ни подражать, ни имитировать их в студии просто невозможно.

Таковы были натюрморты художника Александра Михайловского раннего периода. Я видел в первое время в студии его «арбузы». Как бы ни был я тогда очарован русским авангардом, а все же они меня захватили чистотой закрытого цвета, спокойствием композиции, системой цвето-тонадьных рефлексов, и что особенно удивительно – везде свет, даже в самых густых тенях.

Пока шли занятия в студии, Сидлин был очень сосредоточен, вел каждого художника шаг за шагом, внимательно отслеживая становления холста. В рассуждениях о старых художниках мы были озабочены также и чисто техническими вопросами. Много рассказывал в студии Осип Абрамович.

Художник Басин в больших банках делал смеси воска с масляными красками. Для полной белизны воска он его купал в Черном море, привозил в Ленинград в банках с морской водой, месяцами выдерживая на окне.

При всем сидлинском воздействии на раскрытие системы старых художников, меня в студии неудержимо влекло непосредственное восприятие. Потому и многие сотни натурных этюдов. А выразить это восприятие на холсте – вступают принципы колоризма. Система дополнительных цветов, построение контрастов: чтение заметок Синьяка, Матисса. Описана палитра венецианцев, ясна палитра парижан. Очень внимательно приглядывался к палитре Сурикова.

Для себя, как художника, я выяснил, что физические опыты в студии с цветом – призмы, оптический цветовой крут – несколько отличаются от тех же закономерностей человеческого глаза. Сдвиг цветовых контрастов по кругу примерно на 5 градусов по отношению к тому, что приводится в литературе по оптике цвета. В этом рассуждении мне помогало мое первоначальное инженерное образование, где много времени уделялось чистой физике.

Мне представлялось это явление и при разглядывании холстов художника Сурикова, венецианцев. С испанцами все сложнее – скрыто это у них активным использованием чисто световых рефлексов.

В студии Сидлину эта тематика в физическом аспекте была мало интересна. Художник считал, что чисто художественный опыт достаточен. Однако оказалось, что эти разговоры в студии были не случайны и не напрасны. Когда я попросил Сидлина разрешить мне, как художнику, самому себе ставить натюрморты, он сразу согласился. Сказал: «Игорь, у тебя другой спектр восприятия глаза, тебе так и надо». В то раннее время художник Сидлин был строг и серьезен. При этом в студии отсутствовал школьный догматизм. Хочу отметить – резко и сразу выявлялись творческие индивидуальности. Первый и очень важный процесс в студии у Сидлина – постановка учебного натюрморта. Как правило, постановка продолжалась несколько дней. Все художники принимали участие, оживленно обсуждали. Все – это признанные студийные «мастера». В таком процессе тоже ставился глаз.

В студии Сидлин добивался – поставленный художником натюрморт должен выглядеть как уже написанный холст в определенной задаче и ясной системе. Это было воспитание глаза на основе чистой живописи старых художников. Но (!) отнюдь не академический, классический взгляд. Взгляд только на чистую живопись сам по себе.

Художник Анатолий Басин постоянно и всю зиму писал в студии сидлинские натюрморты, но поразительно по-своему: на больших холстах из мешковины вмазывал густую краску большими стертыми кистями. Палитру никогда не чистил – свежая краска на грудах старой засохшей. Этот верный ученик художника Сидлина, «талмудист и начетчик», с первого холста в студии в собственном темпераменте строил свой спектр цвета и свой орнамент форм и был упорен в самостоянии. Как-то я заговорил с Анатолием: вот, важно – у художника должны быть свои системные цветовые особенности. Басин тут же поставил холст на мольберт: пожалуйста, здесь это есть. Некоторое время я разглядывал холст, а потом «ревниво и с трудом» признал: так оно и есть.

Студентом ЛИСИ Басин посещал занятия скульптурой у Каплянского. А у нас в студии делал из бетона голову, но только часть черепа до бровей, диаметром около 1 м. Года два он приходил, разводил в миске немного цемента с песком и где-нибудь чуть-чуть подмазывал. Потом долго стоял, разглядывал, удивлялся. Удовлетворялся. И только после принимался как художник за живопись. Понятно, эту глыбу бетона трудно было сдвинуть с места. В конце концов, Сидлин рассердился, и мы бригадой выволокли этот бетон из студии в дальнюю часть сада ДК. Наверное, она и сейчас там покоится, в садовом черноземе. Пройдут столетия, какие-нибудь археологи выкопают эту вещицу, научно будут рассуждать о связи художников доисторических майя и Древней Советской России.

Разместить комментарий

Комментарии (2)

04.03.2019
Игорь Иванов действительно был самым независимым из учеников Сидлина. Знакомство с творческим наследием художника позволяет сделать вывод, что он во многом превзошел своего учителя. Жаль, что мало возможностей оценить его творчество на выставках, где показывается очень мало его картин
14.01.2019
Неожиданно сильное воздействие оказывают картины Игоря Иванова на зрителя! Талант художника и опыт умудренного жизнью человека оставляют непередаваемое ощущение удивительного открытия