Дело было так. Стояла весна 1984 года. Я был тогда крайне молод. Мне было 23 года. К тому времени я уже закончил Мухинское училище, но вместо того, чтобы заниматься карьерой (т. е. поступать в Союз художников), стал в большом количестве рисовать разные картины и дружить с другими хорошими художниками. И вот, как-то раз, загуляв у друзей и не ночевав пару дней дома, я позвонил маме – чтобы она не беспокоилась. А она мне таким тревожным голосом и говорит: «Тут, – говорит, – тебя ИЩУТ». – «А кто такие?» – говорю. Она: «Я не хотела бы по телефону... агент КГБ, в общем...»
Пришел я домой и сразу открыл шкаф с книгами. И сразу все книжки показались мне запрещенными. Тут я поспешил посоветоваться со старшими товарищами, в частности с художником Михаилом Константиновичем Ивановым, на предмет того, как вести себя на с агентами КГБ (получил, кстати, несколько ценных советов). Ну вот, думаю, дошли до буквы «Ф»...
Тем временем агенты КГБ дозвонились наконец и до меня. Крайне профессионально со мной пообщались и предложили встретиться. Я простодушно так спрашиваю: а что вас, собственно, интересует? Может, я по телефону сумею объяснить? Нет, говорят, по телефону нельзя, дело ВАЖНОЕ. И назначили мне встречу на Невском проспекте, во дворе «Стереокино», там, где сейчас Боря Гребенщиков живет. Я – ну что, честно пришел, не стал сильно кобяниться – ясно было, что поговорить всяко придется... И собственно этот агент КГБ пришел тоже через некоторое время.
Агент КГБ оказался совсем молодым человеком, моим примерно ровесником. Фамилия его была, кажется, Колосов. Он сразу продемонстрировал – вот опять же профессионализм чувствуется! – что у него, к примеру, есть моя фотография. Маленькая такая фотокарточка, явно взятая в отделе кадров в Мухе – зачем, собственно, отделы кадров и нужны были. За первые пять минут разговора агент КГБ дал понять, что ему известно ВСЕ. И институт, где я учился, и факультет, и кем мой тесть работает, и жена.... А потом он и говорит: «Ну что же, мы тут, во дворе разве будем разговаривать? Давайте в кафе пойдем». И пошли мы по Невскому проспекту в сторону Московского вокзала. И тут я заметил, что мы с агентом КГБ плавно приближаемся к углу улицы Маяковского, где, как известно, был пивбар. А я как раз был с похмелья. И думаю – ну а может, нет худа без добра? Может, хоть пива на халяву попью... Ведь агента КГБ наверняка пропустят без очереди (а тогда, если помните, в пивбары были большие очереди). И говорю: «А может пива лучше попьем?» Ну, говорит агент КГБ, пива так пива... А потом увидел, что там очередь, и скис как-то весь. Что же, думаю, он удостоверение свое не покажет?
Ну, пришлось зайти с ним в кафе. Там сейчас фаст-фуд какой-то, типа «Кентакки Фрайд Чикен». А тогда было очень приличное кафе, со столиками и официанткой. Агент КГБ и говорит официантке: «Знаете, я тут с товарищем, мы давно не виделись, хотим поговорить. Поэтому, если можно, вы за наш столик никого больше не сажайте, ладно?» Заказал агент КГБ кофе и шоколадку. Прямо как девушке. А потом – немаловажная деталь! –уходя, взял счет (типа 1р. 49 коп.) и аккуратно так сложил в кошелек. Чтобы, видимо, сдать его в свою партийную кассу. Вряд ли он за свой счет меня угощал.
И вот мы с агентом КГБ минут сорок там сидели, и задавал он мне всякие вопросы. А я все время спрашивал, почему же, собственно, столь важные органы заинтересовались вербовкой столь ничтожной личностью, как я? Тогда агент КГБ говорит: «А вот это ведь ваш товарищ, Жан-Филипп Жаккар? Знаете такого?» «Знаю .» (Сейчас его книжка «Конец русского авангарда» продается во всех магазинах. Тогда он был просто студентом, изучал Хармса в Публичке. Сейчас он заведует кафедрой славистики в университете в Женеве, на месте Жоржа Нива.) «А знаете ли вы, что он опубликовал интервью с русскими художниками, в том числе с вами, в швейцарском журнале?: «Знаю, видел такое. А что, журнал антисоветский?» (А журнал был, надо сказать, типа «Огонька», только швейцарский.)
«Да нет, нельзя сказать, чтобы антисоветский... Так, непонятно какой. Но и не совсем НАШ. Да... А вот вы выставки квартирные делаете?» «А разве нельзя ? Вы скажите, что нельзя, я тогда и не буду (типа я дурак такой: не знаю, можно или нельзя)». «Да нет, нельзя сказать, что нельзя, скорее можно...» «А, раз можно, то хорошо!»
А у меня как раз за год примерно до этого была персональная выставка в квартире Витьки Тихомирова на улице Грибалевой. И вот тут у агента КГБ прокол какой-то стал виден. Видно стало, что он не совсем ВСЕ знает. «А вот у Вас выставка была – ну там, на Грибоедова?».
То есть агенту КГБ, видимо, плохо объяснили. «Да-да, - говорю, - на Грибоедова!» А человеку этому сейчас, наверное, уже тоже лет за сорок... Где-то он, наверное, есть. В прошлом агент КГБ он в сегодняшней жизни не очень должен был бы преуспеть. Вряд ли он стал хорошим бизнесменом. Так, наверное, в какой-нибудь фирме мобильных телефонов работает шестым менеджером... Агент КГБ был, вообще надо сказать, не ослепительный. Выучка-то профессиональная, видимо, была, но как-то все по шаблону. Как положено по науке, типа «как дать понять, что у нас длинные руки» – все это агент КГБ делал неплохо, но без блеска. Учитывая его молодость, мог бы быть блеск исканий, азарт, драйв какой-нибудь такой чекистский...
Потом агент КГБ просил еще что-нибудь рассказать: «А вот про Ваню Сотникова" (Это весьма заметный тогда был молодой художник, один из организаторов вместе с Тимуром Новиковым и Олегом Котельниковым группы «Новые художники». Сейчас служит батюшкой в селе Рогавка Новгородской губернии.) Понятно стало, что все мало-мальски яркие личности у него записаны на бумажку.
«А вот вы институт закончили, так что же в Союз художников не хотите поступать?»
И я сразу вспомнил рассказ Мити Шагина про то, как в 70-е годы к известному художнику Александру Арефьеву пришли агенты КГБ и стали говорить: «А что, мол, не хотите ли в Союз художников вступить?» – «Нет, и так хорошо, спасибо».– «А вот, может, мастерская вам нужна?» – «Нет, спасибо, не нужна» – «А может, вообще как-нибудь помочь вам можем?» – «Можете. Вот пол помойте...» Не стали, однако...
Вот было такое впечатление, что и этот агент КГБ готов чего-то предложить. Неизвестно только что и в обмен на что. А я все жду, когда же, собственно, суть прояснится. И суть прояснилась к концу: «А вот скоро новая выставка нонконформистов открывается под названием "Портрет" в ДК Кирова...» Действительно, открывалась такая... «Вы в ней участвуете?» – «Участвую». «Вот как хорошо. А на открытие собирались идти?» – «Ну, может быть...» – «Вот и хорошо! А что если бы мы с вами потом встретились, а вы бы рассказали, что там было? Кто выступал и вообще... Интересно просто». – «А вы сами не хотите сходить на открытие? А то ведь испорченный телефон получится...» – «Ну вы понимаете, дело щекотливого свойства. Ну вот приду я, и что? Скажут, что такая организация, как КГБ, интересуется выставками?» – «Но ведь в самом деле интересуется!» – «Да вы знаете... Все же было бы хорошо, чтобы вы». – «Да нет, что-то я сомневаюсь, что мне хочется...»
Помню, что Зоей Космодемьянской я не был. Я не то чтобы сказал агенту КГБ: «Поцелуйте меня в зад, и плюю я в вашу гэбистскую харю». Но, видимо, хоть я и мямлил, а ясно было, что не буду я встречаться и рассказывать ему, что видел и что слышал.
Правда агент КГБ как-то так и не очень настаивал – видно, понял это. Хотя и не принял отказа. Вот в этом, наверное, и есть профессионализм. В этот момент мы уже кофе выпили, шоколадку докушали и идем себе по Невскому в сторону Литейного. И вот агент КГБ как-то все это уже на ходу досказывал – как, бывает, люди прощаются, которые через двадцать минут снова встретятся: «А, ну ладно...» И раз – в толпу. Типа, само собой, скоро увидимся. И это на самом деле оставило самый неприятный осадок. И самое смешное, что этот агент КГБ никогда больше не звонил. А там уж грянула перестройка...
А я, признаюсь, от испуга не пошел на открытие этой выставки. Чтобы уж ежели когда агенты КГБ и позвонят, иметь полное право сказать, что я на выставке не был, и рассказать уж точно ничего не могу.
Вот, собственно, и все. Так что никаким «потерпевшим от советской власти» я не был. Ни разу за всю жизнь, когда я рисовал голую женщину, пейзаж или натюрморт, я не помню, чтобы рядом стоял агент КГБ и мешал бы мне хорошо рисовать. И говорил бы: рисуй плохо.
И никогда никто не предложил мне нарисовать Ленина (даже обидно). Наоборот, советская власть, например, бесплатно обучала меня в художественной школе и потом – пять лет в замечательном институте, и, надо заметить, кроме вышеописанного случая почти никогда ко мне не цеплялась... Но больше всего я теперь жалею, что агенты КГБ не вызвали прямо на Литейный, с повесткой, на настоящий допрос – было бы что вспомнить!