У кафе «Сайгон» были предшественники. В начале 1960-х годов в Ленинграде было известно «литературное кафе» на Полтавской улице. По замыслу создателей, ему предстояло стать местом встреч литераторов, художников, диспутов «физиков» и «лириков» и т. п. На деле литературное кафе выродилось в заурядное заведение «общепита» с легким налетом абсурда: посетители за столиками пили кофе, ели пирожки, а поэты читали стихи. Я побывала однажды в этом кафе с Виктором Кривулиным. В тот вечер выступал он, Александр Морев, нашлись литераторы и среди посетителей. Распорядитель призывал устроить обсуждение, но желающих не оказалось. Все было чинно, формально, скучно, и вскоре литературное кафе заглохло.
- Примерно к этому времени сформировался круг завсегдатаев литературного кафе на Малой Садовой улице. Там собирались поэты:
- Владимир Эрль,
- Тамара Буковская, выступавшая в то время под псевдонимом Алла Дин,
- Александр Миронов,
- Евгений Вензель и др.
Были здесь и молодые люди, причастные к кино: помощники операторов, осветителей, такелажники на телевидении и на «Ленфильме». Они были снобами и взыскательными ценителями киноискусства; от одного из них я впервые услышала о фильме «Андрей Рублев», который вышел на экраны гораздо позже.
Это литературное кафе было крохотным, поэтому разговоры и обсуждения проходили на улице возле него или в садике неподалеку. Там литераторы читали друг другу стихи, пили дешевый портвейн и чувствовали себя привольно. В отличие от воспитанников клуба «Дерзание», посетители этого литературное кафе были знакомы с поэзией обэреутов и подражали не только стихам, но и стилю этой группы. Вид Владимира Эрля, в широкополой шляпе и длинном пальто, был почти цитатой из стихов Николая Заболоцкого о друзьях: «В широких шляпах, длинных пиджаках...».
К жанру в стиле обэреутов относится и запомнившаяся мне прогулка с поэтом Александром Мироновым. Какой-то неразумный профсоюз доверил ему платежные марки, и на каждую скамейку, на которой мы сидели, он наклеивал эти марки. К концу нашей прогулки профсоюз был разорен. Литературное кафе на Малой Садовой во многом было предшественником знаменитого «Сайгона».
Я бывала в кафе Сайгон нечасто, главным образом, в начале 1970-х годов, поэтому просто поделюсь впечатлением. В длинном, узком зале было грязновато, здесь варили скверный кофе, но многие посетители проводили здесь целые дни. Публика была пестрая: литераторы, художники, дельцы книжного «черного рынка» и разного рода неясные личности, среди которых запомнился некто Колесников – суетливый человек средних лет, который отирался у столов, прислушиваясь к разговорам. Его считали стукачом, но, возможно, он просто наслаждался причастностью к беседам интеллектуалов.
Оказавшись в кафе Сайгон, в этом волшебном месте, посетители преображались. В импозантном, стилизовавшемся под Эренбурга господине, с важным видом курившем трубку, я едва узнала гардеробщика Фиму, который принимал и выдавал пальто студентам на филфаке. В кафе Сайгон он был известен как крупный делец книжного рынка. Знакомые литераторы вели в кафе столь глубокомысленные и туманные разговоры о литературе, что понять их было трудно, но девушки за соседними столами поглядывали на них с интересом. Среди этих девушек были красавицы, и некоторые из них удостаивались благосклонного внимания литераторов. Кафе Сайгон было своего рода театром, в котором каждая группа разыгрывала свое действо. Я помню, с каким любопытством кафе Сайгон разглядывали трое высоких, серьезных, строго одетых молодых людей: Лев Рудкевич, Галина Старовойтова и Владимир Руденко – талантливый ученый, вскоре погибший в автомобильной катастрофе. Им было не место в кафе Сайгон среди этой разношерстной публики, и, постояв немного, они удалились.
В числе завсегдатаев кафе Сайгон были литераторы:
- Виктор Ширали,
- Виктор Топоров,
- Николай Беляк,
- Петр Чейгин,
- Евгений Вензель,
- Борис Куприянов,
- Марк Мазья,
- режиссер Михаил Богин и др.
Это был парад юношеского самолюбия: они дружили, соперничали, ссорились, неутомимо острили и сочиняли грубоватые эпиграммы. Ширали, с «пушкинской» тростью, был невыразимо томен, Николай Беляк – подчеркнуто ироничен, Куприянов и Чейгин – нервны и ершисты, Богин и Мазья – смешливы с оттенком шутовства...
За этой игрой было стремление самоутвердиться, определить свое место в литературе. Все разрешилось с появлением «второй литературной действительности» в противовес официальной, когда каждый из них сделал свой выбор. Единственным, кто оставался невозмутимым в кофейном аду Сайгона, был Виктор Кривулин, теоретик и стратег «второй культуры», его выбор определился гораздо раньше.
Эра Борисовна Коробова
Если говорить о ленинградских литературных кафе того времени, то в первую очередь следует упомянуть искусствоведа Эру Борисовну Коробову. Она принадлежала к ближнему ахматовскому кругу, была женой Анатолия Наймана, но ко времени нашего знакомства это осталось в прошлом. Эра Борисовна – человек замечательный, редко встречаются люди со столь страстным интересом к искусству. В своей страсти она была демократична: посещаала музейные выставки и квартирные выставки «неофициалов», филармонические концерты и конспиративные концерты питерских рок-групп, взбиралась в мансарды и спускалась в полуподвалы, где устраивались литературные чтения или спектакли. (Один из таких спектаклей, «Пир во время чумы», поставила юная поэтесса. Актерами были ее столь же юные друзья. Постановкой это можно назвать условно: сгрудившись вокруг стола со спиртным, мальчики выкрикивали монологи, то и дело прикладывались к бутылкам и вскоре так очумели, что едва довели дело до конца.
На приемах в доме Эры Борисовны все происходило иначе: она заранее продумывала список приглашенных, среди которых были филологи, историки и искусствоведы – ее сослуживцы по Эрмитажу. В ее доме читали стихи Белла Ахмадуллина, Дмитрий Бобышев, Евгений Рейн, пел Булат Окуджава...
Другие известные мне попытки создать литературный салон были не столь удачны. Однажды я выступала и потом несколько раз бывала в доме на окраине Невского района. Хозяйка, объясняя, как найти ее литературный салон, указала ориентир: по соседству есть дом с мемориальной доской; кажется, там издавали газету «Искра» и несколько раз бывал Ленин. Не знаю, как проходили встречи подпольщиков «Искры», но обстановка, в которой читали стихи, была почти подпольной: слушатели устраивались на полу пустой комнаты, а выступающий сидел в центре. Из-за непривычного даже для нас аскетизма этого «литературного салона» и трудности пути на окраину он просуществовал недолго.
Литературные салоны
Знакомство с другим литературным салоном, на окраине Купчино, где я выступала, было курьезным. Его хозяин долго донимал меня приглашением, ссылаясь на то, что у него уже «все читали». Человека этого я не знала, ехать не хотелось, но он был настойчив, и я согласилась. С трудом нашла дом и квартиру, где уже ждали гости, однако хозяина среди них не было. Мне объяснили, что он так утомился организацией приема, что успел выпить, и теперь спит в соседней комнате. Начали без него: я читала стихи, один из приглашенных - рассказы, потом завязался общий разговор, и разошлись мы к полуночи. А наутро позвонил хозяин с горькой обидой – почему я подвела его и не пришла вчера.
Впрочем, литературные салоны не играли особой роли в нашей жизни, гораздо важнее были дружеские литературные кружки. Я часто бывала у Кирилла Бутырина в Царском Селе, где собирались Андрей Арьев, Борис Рохлин, Сергей Гоэтановский и Александр Жидков, а позже много лет – у поэтессы Елены Пудовкиной. В этот кружок входили Сергей Стратановский, Олег Охапкин, поэтессы Елена Дунаевская, Елена Барихновская, Алла Минченко и др. Литературных кружков было много, они складывались по принципу сходства взглядов, интересов, отношения к литературе. Эти объединения сыграли важную роль в преодолении разнородности литературной жизни.
Местом литературных встреч «неофициалов» с начала 1970-х годов был дом Юлии Вознесенской. Вернее, не дом, а комната в коммунальной квартире на улице Жуковского, неподалеку от кафе Сайгон.Там бывали выставки картин, застолья с чтением стихов, но это был не литературный салон, а скорее штаб, где проходил смотр сил неофициальной культуры. Многие из тех, кто составлял ее основу в 1970-80-х годах, познакомились у Юлии Вознесенской. А интеллектуальным центром этого литературного сообщества был дом Виктора Кривулина. Разговоры, встречи, собрания в квартире на Большом проспекте Петроградской стороны, где он жил, в значительной степени повлияли на становление и развитие «второй литературной действительности».